Повну версію статті можна купити! Звертайтеся до приймальні Інституту психології ім. Г.С. Костюка АПН України (м. Київ, вул. Паньківська, 2, другий поверх)
1. Неопределенность как гносеологическая проблема.............................. 2
2. Становление психологической неопределенности................................. 8
3. Физиологические предпосылки психологической неопределенности 15
4. Виды психологической неопределенности.......................................... 19
5. Неопределенность в личностном становлении..................................... 26
6. Выводы.................................................................................................. 30
Научное мировосприятие тяготеет к точности, конкретности и окончательности толкований. Вхождение самого понятия «неопределенность» в научный мир обусловлено двумя причинами. С одной стороны, неопределенность возникает как своеобразный остаток при проведении операций логического анализа, некий неоднозначный субстрат, нечто неделимое; а с другой – как нечто вообще не поддающееся анализу (дробление), неподвластное и синтезу (противоположности дроблению), ведь отсутствуют составные элементы, добытые вследствие предварительной логической операции.
Смотря на проблему неопределенности с позиции очерченной психологической действительности, с которой неопределенность представляется своеобразным проливом между определенными островами, можно дать следующее определение.
Неопределенность – это состояние (процесс), который возникает в ситуации объединения изменчивости признаков двух или более психических явлений.
Определение всегда стремится к каноничности, но нарушая эту традицию, дадим еще одно определение неопределенности. Посмотрим на неопределенность как на самоценное «нечто».
Неопределенность – это психическое состояние, обусловленное ощущением в любом ощущаемом собственного Я.
Это превращение трансцендентального в имманентное, это не совсем субъективизация восприятия, это не просто антропологизация вещей окружающего мира, это видение себя в чем-то, это уроборос собственного «Я».
То, что чаще всего толкуется как субъективность восприятия, представляется явлением более глубоким и сложным. Соприкосновение человека с любой вещью является встречей с собственным отражением. Это нескончаемый монолог в диалогической форме. Проще говоря, Я вижу что-либо таким, каким являюсь Я. Иллюстрацией здесь может быть известное изречение: «То, что Павел говорит о Петре, больше говорит о самом Павле, нежели о Петре».
Именно эту способность нашего восприятия Людвиг Фейербах выделил как сущность религии – Бог является трансцендентализированным «Я»; Бог – зеркальное отражение верующего. Это толкование является справедливым и для пантеистического мировосприятия. Модерный эстетизм замечает Бога и в предметном мире нашей цивилизации. Со строго психологических позиций Бог (трансцендентализированное «Я») это что угодно увиденное индивидуумом.
Особенностью, содержательным наполнением дефиниции «субъективность восприятия» является обусловленность восприятия всей совокупностью потребностей и мотивов личности.
Более детально это можно представить следующим образом. Встреча некоего субъекта с некоторым объектом имеет следствием существование образа восприятия. Ощущение объекта и построение образа носит индуктивный характер. Конкретные свойства предмета, выявленные рецепторами ощущения, произвольно антропологизируются, утрачивают абстрактность и в выстроенном образе существуют уже как отражение не только предмета, но и самого субъекта.
Образ всегда является неоднозначным, всегда неповторимым, как река Гераклита, как и сам субъект, точнее как противоречивость его самоощущения. Образ неосмысленный, некристаллизировавшийся в мысли, неограненный словом, всегда в своей изменчивости неадекватный опыту. Он существует как предосмысление, как независимый от мысли и, более того, как чуждый мысли.
Осмысление неопределенного образа, его классификация, то есть отождествление с опытом происходит как поиск максимального приближения к определенной конкретности. Это поиск доминирующей однозначности, поиск за детской формулой «что такое хорошо и что такое плохо?». Образу подыскивается наиболее соответствующая за выявленной доминантой форма. Ему присваивается конкретное «имя», которое уже заранее существует в сфере прошлого опыта, опыта одобренного, а, точнее, детерминированного культурой. Присвоенное «имя» дискурсивно, оно дедуктивно придает образу восприятия те или иные свойства. Ряд этих характеристик непременно присущ ему, но часть их может быть привнесенной и органично несвойственной. Дедуктивный дискурс сковывает образ, определяет образ, нивелирует самоопределяемость. Но ни один дедуктивный дискурс заранее не может соответствовать ни одному образу восприятия, ни одна определенность не охватит неопределенности. Свойства, не охваченные мыслительной обозначаемостью, остаются на уровне предосмысления. Они резко не совпадают с дедуктивно созданным образом. Примечание их не может не иметь следствием конфликт между, с одной стороны, образом предосмысленного восприятия и, с другой – «выкроенным» из него дедуктивным образом, тождественным прошлому опыту.
Сознание словно свыкается с уже охваченной частью восприятия, свыкается до незамечания. Соответственно, неохваченные черты, которые сперва классифицировались как второстепенные или несущественные, становятся в этот момент доминирующими, и иногда разрушают созданный мышлением образ. Эти черты, словно отброшенный камень, становятся во главу угла в построении нового, чаще всего амбивалентного предыдущему, дедуктивного образа.
Известно, что далее все происходит с точностью до наоборот. Новосозданный мысленный образ никогда не охватит доосмысленного и будет разрушен амбивалентным ему. Процесс отражения, деятельность человека обусловливается мысленной классификацией восприятия. Деятельность зависит не от объекта, на который она направляется, не от образа восприятия, а именно от «имени», присвоенного данному образу мышлением. Деятельность происходит за схемой: «если – то». Деятельность не воспринимает, она заранее определена парадигмой «имени», деятельность тотальна и бескомпромиссна. Ощущение неадекватности влияния (если оно рано или поздно приходит) имеет следствием, как уже отмечалось, смену «имени», а значит и изменение деятельности относительно объекта.
Таким образом, человек обречен вечно бросаться из крайности в крайность. Теряться и влиять на объект или как на что-то «хорошее», или (неожиданно ввспоминая это), как на что-то «плохое».
«Сумрачный германский гений» Г.В.Ф. Гегеля попробовал определить объект осмысления как что-то третье, как единство противоположностей, как новое качество. Но все дело в том, что объект восприятия не является ни третьим, ни вторым, ни первым, он просто есть, он просто существует независимо от данных ему «имен». Он существует в своей именной неопределенности, свободной от нашего прошлого опыта и обреченный стать со временем неудачным прошлым опытом.
Предложенные два определения состояния психологической неопределенности отличаются предпосылками, с которых рассматривается данное явление.
Первое определение сформулировано, исходя из реальности существования определенных психических феноменов. Отмеченные амбивалентные крайности интерпретируются как несомненные, отсюда, неопределенность является взаимодействием, переплетением характеристик и неразрывностью принятых амбивалентностей.
В этом случае эволюция (становление некоторой реалии или взаимодействия ее с другой /другими/) выступает как взаимодействие не противоречивое, а взаимодополняющее.
Второе предложенное определение берет под сомнение реальность определенности, таким образом определенность воспринимается как искусственные границы, как прокрустово ложе. Это попытка говорить о неопределенности языком самой неопределенности. Вся трудность данного намерения состоит в неприспособленности категориального научного языка для рассмотрения неопределенных явлений.
Данное определение символично, неразрывно с человеческой природой, неотделимо от индивидуальности человека. В этой антропологичности сложность применения, в нем и его превосходство.
Неопределенность возникает как гносеологическая проблема и существует, конечно, как особенность самого предмета познания.
Анализ человеческой психики – дробление и выделение все более элементарных составных – может продолжаться до бесконечности. Но это только количественное измерение психического. Качественные характеристики – это сложная система взаимодействий, неделимых связей. Деление чревато потерей восприятия качественной оформленности. Качество существует при некоторой количественной характеристике и любое нарушение системы имеет следствием ее трансформацию. Отметим, что речь идет только о доступности явлений исследованию, о их ощутимости.
Психическое, независимо от нашего взгляда на него, независимо от того, с каких теоретических позиций мы исследуем его, независимо от успешности этих исследований, все же продолжает существовать и является самодостаточным в своей данности.
Неопределенность как гносеологическая проблема является проблемой качественного отражения психических феноменов.
Познание психических явлений, то есть их качественной очерченности, может происходить путем синтеза простых психических характеристик. Именно согласно данному индуктивному методу, прослеживая исследуемое от конкретного к общему, и предложено первое определение неопределенности.
Взгляд на психические явления как на самодостаточное является предпосылкой существования второго определения состояния психической неопределенности. Таким образом, неопределенность как гносеологическая проблема становится проблемой онтологической. Дальнейшее рассмотрение – это уяснение внутренних механизмов неопределенности объектов.
Неопределенность как качественная характеристика психики, предмета нашего исследования, обусловливается несоответствием образа объекта восприятия и опыта человека. Ощущение неадекватности реального предмета и его объективизированного образа, ощущение несовпадения ощущаемого с опытом переживается как общее несоответствие между человеком и внешним миром, между человеком и его жизнью, а значит, и как сомнение в собственной востребованности, стоимости. Ведь и нужность, и самоценность переживается как результат причастности, органичности, результативности деятельности.
Удивительно, но значительная часть психологических проблем человека порождается именно человеческой частью его природы. Его животные механизмы более безукоризненны и эффективны. Даже культура, эта человеческая ойкумена, создана за животным образцом.
Наша культура (семья, групповые отношения …) организуются за определенным животным опытом, не за образцом, не парадигматическим копированием, а именно опытом, первобытным животным опытом человека. Животное прошлое не было ни «золотым веком», как это представлял Ж.-Ж. Руссо, ни войной «всех против всех», как утверждал Т. Гоббс, это было привычное до обычности существование. Существование, определенное необходимостью отношений с определенным природным миром. Четкая определенность – колыбель человека.
Определенно-изменчивая эволюция человеческого организма, развитие моторики, памяти, речи имела следствием возникновение самосознания. Самосознание разрушило животное единство человеческой природы, непредсказуемый, вторичный феномен стал определяющим. Человек из определенно-изменчивого превратился в неопределенно-изменчивого (Дарвин Ч. Происхождение видов. – М.: Биомедгиз, 1937. – С. 37-38).
Ни одно определенное влияние на человека не может иметь предсказуемых, определенных следствий. Влияние неопределенно трансформируется, преломляется соответственно с индивидуальными структурами восприятия.
В систему определенных, а значит и понятных отношений, словно сновидения, словно фантазии, начинает вплетаться несоответствующее существующим условиям самовосприятие.
«Человек – единственное живое существо, которое не только знает объекты, но понимает, что он это знает. Наделенный сознанием и самосознанием, человек научается выделять себя из среды, понимает свою изолированность от природы и других людей. Это приводит затем к осознанию своего поведения, своей беспомощности в мире и, наконец, к пониманию конечности своего бытия, неизбежности смерти. Так самосознание, рассудок и разум разрушают ту «гармонию» естественного существования, которое свойственно всем животным. Сознание делает человека каким-то аномальным явлением природы, гротеском, иронией Вселенной» (Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М., 1994. – С. 195).
Сознание претворяет и Вселенную. Прикосновение сознания очеловечивает Мир. Соприкасаясь с Вещью, человек присоединяется к ней, привносит в непроизвольно осознанные свойства.
Деятельность утрачивает однозначность как за своей мотивацией, так и за своим целеполаганием. Определенные отношения продолжают доминировать, как приобретенный опыт, как привычная форма отношений.
Неопределенность существует в них как остаток, не выраженный в простых формах деятельности и все более весомый в деятельности, обусловленной исключительно человеческими чертами.
Неопределенность полнее всего выражается в религиозных культах, приобретая символическую форму. Воображение материализирует ее как неделимое, как начало. «Образы и символы имеют такое преимущество над парадоксальными философскими формулировками бесконечного единства и невообразимой целостности, что их единство можно увидеть и постигнуть единым взглядом. Именно поэтому вначале всегда находится символ, наиболее замечательный, характерный признак которого – неопределенность, неразрешимость и множественность значений» (Нойман Э. Происхождение и развитие сознания. – М., 1998. – С. 24-28).
В противоположность символичности, особенностью человеческого восприятия и речи является их определенность и конкретность, таким образом, и деятельность всегда направлена на «нечто», имея целью некую конкретность и нужность как предпосылку.
Труд, деятельность действительно создают человека в том понимании, что условия данной деятельности обусловливают соответствующую трансформацию человека. Деятельность – это всегда связь субъекта с объектом. Адекватное влияние субъекта возможно только при условии конкретной объектной определенности. Следовательно, культура превращает человека в «реакционера», существо зависимое, наученное только реагировать на определенные вызовы. Человек эволюционно адаптирован к определенности. Неопределенность порождает сумятицу, разлад всей системы отражения. Речь человеческая, мышление построены согласно принципам Аристотелевской логики, адаптированной к существованию с мировоззренческих позиций освоения, поглощения материального мира.
Эта тенденция включает в себя и феномены иррациональные, считается, что эмоция должна превращаться в действенное чувство, утрачивая свою естественную особенность – изменчивость. Любовь, ненависть… овеществляются в нашей речи частицей «имею». Мистические откровения осмысливаются как этические учения: богоизбранность иудаизма оборачивается «осознанной необходимостью» Б. Спинозы; христианские заповеди становятся категорическими императивами И. Канта.
Человек – филогенетически неопределенный – проявляется в деятельности именно в координатах определенных отношений. Возможно, деятельность как отношение «субъект–объект» в условиях неопределенности и невозможна. Но все же человек обречен замечать «сродное» себе – неопределенность. Сознание включается в определенные отношения ощущений, очеловечивает окружающее, что приводит к постоянному присутствию состояния неопределенности, которое выступает как онтологическая неопределенность человека.
Именно эта характеристика «онтологическая неопределенность человека» значима как взгляд психологической науки на предмет своего изучения. Бытие для самого человека в каждодневной монотонности чаще всего что-то далекое и неактуальное, несерьезное, ничтожное. Человек может проникать в этот метафизический мир, приобщаясь религиозным и философским учениям, или просто взирая на звездное небо, и моральный закон в себе, или же только на внутреннюю пустоту. И то, и другое, и бесконечная возвышенность, и бесконечная ничтожность – немыслимы. И то, и другое – недоступно и разрушающе.
Эта филогенетическая неопределенность человека, как представителя рода, продукта эволюции, следовательно, изменчивого, а, значит , и непременно иного в будущем; неопределенность бытия в непостижимости и неподвластности, ни начала, ни конца, не может быть основанием жизни. Это – шаткость и неуверенность в жизни. Таким образом, неопределенность (филогенетическая и онтологическая) воспринимается как неуютная и угрожающая.
Существование требует обращения к определенным, освоенным отношениям, отношениям, подвластным воле и умению человека. Эксзистенция «здесь и сейчас», философия «малых дел», эстетизация будничного – это попытка найти гуманизированную определенность. Определенность, детерминированную не свойствами предметного мира, а обусловленную актуальными потребностями существования.
Потребность в осознании, то есть потребность в превращении любого действия в причастное сознанию, причастное к чему-либо значимому (мотивационно-возвышенному), эстетически выразительному, привносит неопределенность в гуманизированные отношения. Осознание этих отношений приближает к бытийной непостижимости, привносит отстраняемое, делает эти отношения потенциально неопределенными. Избегание бытийной неопределенности, проявляемое в гуманизированной определенности, осмысление существования как бытия, необходимо превращает искомую определенность в экзистенциальную неопределенность. Такая необходимая уверенность вновь оказывается обманчивой в момент рефлексии. Мышление, как и раньше в момент анализа образа восприятия (неопределенного в своей субъективности), сужало его ( возможно, даже примитивизировало до уровня инстинктивной доступности), мышление, обращенное на существование, существование гуманизированно-определенное, становится на этот раз источником неопределенности.
В чем, собственно, состоит причина неоднозначности влияния мыслительного акта, почему одно и то же действие имеет два противоположных следствия: порождает определенность или же неопределенность?
Рассматривая образ восприятия, классифицируя его, мысль ищет соответствие в прошлом опыте, таким образом, как уже отмечалось, придает неопределенному образу определенность. Осмысление же существования с позиций отстраненной рефлексии, созерцание человеческого существования в контексте времени и пространства, также является попыткой подыскать в памяти своего прошлого соответствующий аналог. Взгляд на существование как на бытие – гибелен для существования. Искать бытие в опыте еще зряшней, нежели искать черную кошку в черной комнате. Ведь кошка существует реально и рано, или поздно все же может в ней оказаться. Бытие же – мысленная абстракция, обманчивость созерцания, а, значит, и определиться, «отстояться словом», выразиться в опыте, известно, не может.
Филогенетическая неопределенность человека, как наличие самоосознания и отсутствие очерченной природной ниши является, конечно в известной степени, – мысленной, значимой больше для исследователя, чем для конкретного индивида. Филогенез формирует онтологически неопределенное лицо, жизнь и деятельность которого не зависят от его собственной воли. И смысл родового существования мельчает перед неотложностью экзистенциальных потребностей. Потребностей, удовлетворение которых, – и обуза человека, и щит его перед бесконечностью бытийной пустоты.
Связь между неопределенностью филогенетической, онтологической и экзистенциальной в том и состоит, что эволюция формирует потенциально и неотвратимо многообразного в своей приспособляемости, универсального человека. Человека всегда большего любых определенных условий. Одежды любой роли всегда малы человеку. Роли же «человека» – не существует.
Эта филогенетическая данность переживается человеком как его индивидуальная потерянность, как бессилие перед неизвестной волей, волей соразмерной человеческому бессилию. Человек ощущает себя прахом на ладони вечности. Эта бытийная неопределенность, такая выразительная в осмыслении, в сопоставлении с прошедшим опытом вкрапливается в существование человеческое. Любые определенные отношения не охватывают, не поглощают человека. Он не может не мыслить себя в себе и в другом, эта произвольность многогранности человека не может не заставлять его не соприкасаться с определенностью и неопределенностью.
И филогенез, и бытие – мыслимы в реальном существовании, они фокусируются в реальной, чувственной экзистенциальной неопределенности и экзистенциальной определенности. Говоря о определенности и неопределенности человеческого существования мы вновь это только говорим. Не существует четкой границы между данными проявлениями. Существование едино, органично, целостно в телесной конкретности человека и окружающей предметности. И говорить о его дуалистичности или даже амбивалентности, это значит отвергнуть его единство. Определенность физиологических потребностей и неопределенность осмысления – неразрывны.
Причиной, обусловливающей существование неопределенности, является феномен самосознания. Способность мыслить мышление, воспринимать восприятие, переживать жизнь. Способность сказать себе «ты», увидеть в другом «Я».
Сознание дает возможность, посмотрев на жизнь, увидеть в жизни бытие. Рефлексия привносит ощущение причастности к высшему, дает знание иерархичности окружающего. Из нерушимой системности выводит она и смысл любого существования. Рефлексия дает опыт необузданности и скованности. В свободе своей она не находит удовлетворения, ведь не находит своей неизменной причастности к чему-либо высшему.
Скованность свою воспринимает как тоску или как реальные границы существования.
Жизнь конкретного человека это развертывание прошедших тысячелетий филогенеза и созерцательного бытия.
Филогенез, как предпосылка бытия, как мысленная неопределенность и уверенность апробированных опытом отношений «человек–мир» – это жизнь человека. Жизнь неопределенная и определенная одновременно.
Разумеется, что никакой зоны неопределенности в коре головного мозга не существует. Неопределенность является следствием особенного функционального взаимодействия всего нейрофизиологического механизма человека.
Еще И.П. Павлов, введя понятие анализатора для обозначения мозговых и других органических структур, принимающих участие в восприятии, переработке и сохранении специальной информации, связанной с деятельностью отдельных органов чувств, охарактеризовав их, сделал акцент на относительной автономии данных анализаторов, то есть подчеркивал неразрывность и взаимосвязанность систем переработки сенсорной информации на всех уровнях ее прохождения через центральную нервную систему.
Обобщая последние достижения нейро- и психофизиологии, Ж. Годфруа также уделил внимание неопределенности специализации участков коры головного мозга. Наибольшую часть коры занимают ассоциативные зоны, которые лишены какой-нибудь выраженной специализации и отвечают за объединение и переработку информации, а также и за программирование действий. Благодаря этому они создают основу для таких сложных процессов как память, научение, мышление и речь. «Собственно говоря – пишет канадский психолог – зон, где «рождаются» мысли, не существует. В принятии даже самого незначительного решения участвует весь мозг. В действие вступают разнообразные процессы, происходящие как в различных зонах коры, так и в низших нервных центрах» (Годфруа Ж. Что такое психология? В 2-х т. – М., 1992. – Т. 2. – С. 255).
В частности, память не связана с какой-то одной специфической областью мозга, она зависит от многочисленных зон, играющих важную роль (в особенности это касается некоторых областей височной коры и в еще большей мере – гиппокампа).
Речь и язык одновременно связаны с такими сенсорными функциями, как слух и зрение, и с двигательными функциями, необходимыми для устной речи и письма.
Таким образом, мы можем обобщить: неопределенность проявления человеческой жизни, кроме филогенетической неопределенности, которая фокусируется в экзистенциальном мире человека, имеет своим основанием также и нейрофизиологическую обусловленность.
Проследим разворачивание отмеченных факторов в онтогенезе ребенка.
В работе мозга отмечено присутствие относительно жестких и гибких систем обеспечения психических процессов. Ребенок рождается со значительным количеством функционально почти сформировавшихся мозговых систем, обслуживающих жизненно важные процессы, прежде всего движение и эмоции. В онтогенезе на их основании формируются гибкие системы, обеспечивающие создание новых форм поведения. Прослеживается закономерность – чем более сложным предстает психическое явление, тем более существенную роль играют гибкие системы.
Необходимо отметить, что данные системы, являющиеся жесткими в своей деятельности, все же остаются относительно неопределенными в своей функциональной заданности и «размытыми» в своей локализации.
Американские авторы У. Флэйк-Хобсон, Б.Е. Робинсон, П. Скин отмечают, что « усвоение двух языков отражается на развитии головного мозга. У большинства людей центр, контролирующий речь, находится в левом полушарии. При изучении второго языка у детей-билингвов этот центр смещается из левого полушария в правое» (Флэйк-Хобсон У., Робинсон Б.Е., Скин П. Развитие ребенка и его отношений с окружающими. – М., 1993. – С. 305). Этот феномен имеет название функциональной ассиметрии. Вместе с тем, например, восприятие у детей сопровождается доминированием правого полушария, у взрослых – левого. Команда «внимание» в возрасте 7-8 лет активизирует структуры правого, а в 9-11 – уже левого полушария. Минимальная асимметрия наблюдается и в раннем возрасте. В период от 3-х до 6-ти лет она усиливается, в 7-8 – ослабевает, а с 9-ти вновь возрастает. В этом возрасте даже тяжелое повреждение левого полушария не имеет следствием расстройства речи, тогда как взрослые ее утрачивают. Это скорее свидетельствует о гибкости молодого мозга, чем о прижизненном становлении функциональной асимметрии: уже у младенца левое полушарие активнее реагирует на звук, чем правое. Смещение асимметрии в сторону относительного превалирования левого полушария становится заметнее в конце подросткового возраста и возрастает под влиянием учебы в школе.
Исследования свидетельствуют, что психическое развитие на уровне организма происходит в рамках некоторой функции психики и базируется на механизмах дозревания соответствующих физиологических систем.
Вообще же можно говорить о биологической (как генетической, так и негенетической) детерминированности процессов дозревания, происходящих за счет разнородных и многоуровневых физиологических систем. Одни из них формируются еще в зиготе, иные – в младенческом возрасте, а их становление нередко продолжается до самой смерти. Гетерохронность дозревания, влияние на него негенетических факторов не дают возможности создать его четкой периодизации.
Дозревание организма мы можем толковать как явление неопределенности становления. Несмотря на всю заданность данного процесса, он неопределимо-непредсказуем в многообразии своих проявлений. Одним из основных факторов неопределенности дозревания является социальное влияние. Напрасной была бы попытка не только определить, какой из факторов (социальный или биологический) является первостепенным в структуре индивидуальности, а и вообще разделить эти два влияния. Биологическое выступает как предпосылка бытия индивида, а социальное – форма этого бытия.
Обобщая выше изложенный материал, мы можем отметить два основных положения:
– процесс дозревания (развертывание биологически заданной потенции) может рассматриваться как неопределенность становления (детально рассмотренная в следующем разделе;
– отсутствие четкой локализации и превалирование в функциональности системы взаимодействий зон коры головного мозга способствуют неоднозначности психических состояний и процессов.
Исходя из отмеченных примеров наличия неопределенности на нейро- и психофизиологическом уровне, укажем, что обозначенные феномены выступают своеобразными предпосылками существования неопределенности как сугубо психологического явления.
Основанием для выделения отдельных видов психологической неопределенности является способ осмысления, поиска определенности в трансформации объекта.
Прослеживая логику обработки информации, мы выделяем: неопределенность становления, квантовую неопределенность и неопределенность сведения.
Все течет, все изменяется. Иерархичность человеческого мировоззрения не может допустить безосновательности, бесцельности, не направленности на «нечто» материальной изменчивости. Действия, цель и потребность для человека неразрывны. Изменение вследствие изменения – бессмысленное для человека и смешное, или же таинственное, недоступное и угрожающее. Неопределенность изменчивости, неиерархичность – это нарушение согласованности человеческих мироориентаций. Изменчивость нестерпима как противоречие человеческой жизнедеятельности, она недопустима, она неправомерна, поскольку разрушает человеческие представления о законах существования.
Человек измеряет этот хаос сензитивной очерченностью. Он осмысливает, то есть вносит свой смысл, в изменчивую неподконтрольность. Представление о становлении глубоко антропологизировано опытом взросления. Этот опыт становится парадигмой для окружающей изменчивости мира.
Представление о становлении – это ошибочность созерцания. Становление вычерчено границами человеческого восприятия. Человек выхватывает из окружающей текучести все то, что меньше, мельче его жизни и называет изменение этих вещей становлением. Человек возвышен относительно этих процессов, человек чувствует себя творцом.
Человек теряется в более широких социальных и естественных процессах. Чувствует себя марионеткой, чувствует себя «каплей на пере у творца» и становление, недоступное его обозрению, воспринимает как хаос и рок.
Становление охваченных процессов воспринимается как связь между определенностями. Так же данной связью представляется и развертывание – выявление заданных потенций. Примером этого процесса является взросление. Этот процесс безостановочен и неминуем. Это именно тот случай, когда необходимость осознается как свобода. Взросление человека, развитие и приобретение физических и социально-психологических черт является неопределенным развертыванием биологически заданного в условиях социальной и внутренне-психологической детерминированности. Эта неопределенность может восприниматься как не выявленная определенность. Ребенок, например, может считаться неполноценным взрослым.
Только в эпоху Просвещения пришло понимание того, что неопределенность детства является самодостаточной, внутренне обусловленной. Что это свой мир, в котором не имеют значения плюсы и минусы мира взрослого. Неопределенность детства возникает как своеобразное «нечто», как феномен, который недопустимо рассматривать с позиций противоположных определенностей, мир, который нужно рассматривать с его собственных позиций.
Но вместе с тем отметим и невозможность разграничения мира взрослого и мира ребенка. В любом возрасте, отсчитав любое количество лет, человек все равно только живет. Он психологически может цепляться за роль ребенка, он может тянуть социальную лямку взрослого, но его «Я» всегда интимно, невыразимо-несказуемо, неизменно в своей персональности, изменчиво в своих феноменах. Конкретное, неопределенное «Я» не тождественно отраженному в зеркале изменению внешности.
Понятие конкретности «Я» граничит с пониманием самоосознания. Какую бы социальную роль не брал на себя человек, как бы не изменялись черты его характера, все равно существует «Я» как частица, стоящая перед любым прилагательным, как вещь, способная существовать без каких-либо предикатов. «Я» – конкретно, ощутимо как причина существования. «Я» – неопределенно как направленность деятельности, неопределенные даже в момент собственного самоосознания.
В общем-то все, что человек имеет, так это собственное «Я». Его нельзя ни потерять, ни обогатить. «Я» – неопределенно в своих социальных проявлениях. Не имеющее проявлений в самоосознании. Осмысливается не «Я», а мозаика черт. «Я» и есть предпосылка мышления.
Для нас имеет значение не только восприятие становления, но и место становления в восприятии. Можно отождествить неопределенный (учитывая всю его антропологичность) образ восприятия с промежуточным состоянием становления между конкретным предметом и определенным, относительно опыта, мыслимым образом предмета.
Следовательно, определяющим является способ антропологизации образа (первостепенное значение имеют личностные характеристики человека) и способ наиболее адекватной классификации объектов.
Становление в восприятии – многовозможное. Соприкосновение с вещью вызывает калейдоскоп образов восприятия, некоторые из них могут даже быть неподдающимися согласованию. Но этот ассоциативный ряд – своеобразная область определения предмета и каждая точка, каждая ассоциация все же является замеченной гранью объекта, является увиденным отражением грани самого же субъекта.
Отвержение, пренебрежение выделенного многообразия, концентрирование на необходимой доминанте, или на доминанте привычной, делает невозможным ощущение и отражение собственной и окружающей многозначности. Не развертывает вещь во всей своей феноменальной бесконечности, а наоборот – свертывает, нивелирует, превращает мир вещей на не осознаваемую вещь. Отстраняет мир, делает его чуждым человеку, теряет человеческое в мире. Ощущаемая вещь может приобретать в становлении нескольких значений и мозаичный образ восприятия вызывает потребность их согласования, построения системного, внутренне целостного изображения.
Объединение несогласованных в опыте граней образа восприятия возможно только путем неизбирательного охвата мозаического изображения. Целостное видение – это квантовая рефлексия: не выбор между значениями, сторонами, чертами образа; не отвержение противоречий, а приятие вещи в любой возможной феноменальности.
Принятая вещь утрачивает свою определенность. О ней нельзя сказать, что она такова или другая, она просто есть. И это единственная предпосылка для ее принятия.
Природная способность человека видеть многофункциональность вещи является предпосылкой творческого освоения в деятельности окружающего. Даже выделяя ту или иную функциональную черту вещи, человек может отмечать и, в случае надобности, использовать ее потенциальные возможности. Именно такое многозначное восприятие конкретной вещи мы выделяем как квантовое.
Квантовое ощущение окружающего является способом преодоления противоречий, согласования противоположностей. Конфликтное отношение, отношение с позиций или–или, субъективное деление на белое и черное, то есть чувственная амбивалентность, не соответствует многозначности предмета. Не соответствует и пониманию изменчивости, текучести окружающего. «Да» является одновременно и «Нет». И прошлое и будущее, все перспективы и проявления соединяются в неопределенном восприятии конкретной вещи.
Неопределенность сведения – это формирование символа. Это возможность вместить всю бесконечность многообразия проявлений (становления). Это возможность, растворившись в чувственной проникновенности, сохранить собственную целостность (квантовая неопределенность). Это способ мыслить неопределенность. Рассмотрев каждую грань вещи, видеть ее на расстоянии. Дать «имя», обращаясь к которому можно мыслить многообразность в контексте с иными вещами. В контексте с их деталями или с такими же символическими «именами». Неопределенность становится оперативно-доступной, она сохраняет свою целостность, но в символическом, отдаленном изображении включается в систему окружающего.
Любая вещь, оказавшись в сфере человеческих ориентаций, встретившись с мыслью, может стать символом. Вся многофункциональность вещи становится неприоткрытым содержанием, что скрывается за присвоенным «именем». Содержательное наполнение символа может изменяться, то есть ассоциации, связанные с некоторым изображением, с некоторым «именем», могут со временем связываться с иным экзистенциальным опытом. Символ может утратить свой содержательный багаж, превратиться в пустую форму, декоративный элемент знаковой системы. Но его существование всегда остается ключом к прошедшему опыту. В противоположность абстракции символ глубоко динамичен. Он тяготеет к отражению движения, процесса. Он нарративен, он скрывает за собой меганарратив. Раскрываясь, стремится все охватить и проникнуть во все.
Обращение к некоторым символам не чревато противоречивостью. Рассказ символа гибок, податлив субъективизму. Возможные противоречия легко сглаживаются, учитывая содержательную гибкость. Доминирующим в развертывании символа является ощущение и предощущение (предчувствие), что делает возможной любую рационализацию.
Сведение многообразия к символической конкретности имеет в основе своей феномен рефлексии присоединения. Человек антропологизирует, привнося собственную чувственность в некоторый процесс, то есть присоединившись к нему, потом ассоциирует его с тем или иным феноменом собственного опыта. То есть, вся субъективность присоединения приобретает вследствие мысленного сравнения конкретной знаковости.
Можно ли назвать символ определенным? Любое изображение, имя, символ существует как отличительный признак. Но вместе с тем, изображение символа является произвольным, хотя чаще всего и отражает схематически самую яркую содержательную особенность. Исходя из этого, мы можем говорить о неопределенности символа. И более того, содержательная многообразность и изменчивость лишает сам символ стабильного основания. Символ – неопределим, он – недосказанность, сигнал для памяти и чувств, неопределенный в своей произвольности и осязаемости.
Схематически изобразить взаимодействие неопределенности становления, неопределенности квантовой и неопределенности сведения можно следующим образом.
В
.
.
.
А . . .А1
.
.
.
С
Точкой А мы можем обозначить предмет восприятия, или потенцию в момент развертывания (становления), то есть в момент приобретения иного предметного выражения. Этот процесс претворения является неопределенным вследствие взаимодействия начальной и последующей определенности. Становление является многовозможным и многовариантным.
Отрезком ВС отмечена область определения объекта восприятия, или многовариативность становления потенции А. Согласование нескольких возможных вариантов становления, что принадлежат области определения ВС, и является квантовой неопределенностью.
Сведение многообразности проявлений некоторой потенции к некоторому символу, отмечено на схеме точкой А1.
В некоторой степени, сведение и является возвращением неопределенно-многообразного восприятия объекта к начальной определенной форме. Известно, что объект восприятия и мысленные обозначения образа восприятия не являются тождественными. Материальный объект будет существовать независимо от особенностей его восприятия, а символическое изображение закодированного многообразия восприятия принадлежит исключительно субъекту. Конечно, можно прибегнуть к солиптическому максимализму и поставить знак равенства между восприятием и существованием. Но такая предпосылка значительно усложняла бы процесс окружающего освоения.
Таким образом, можно отметить, что предложенная схема отражает процесс превращения чувственного объекта в мысленный образ.
Обратим внимание, что среднее звено (квантовая неопределенность) дает возможность избежать уподобления образа восприятия образу, который соответствовал бы прошедшему опыту; способствует боле адекватной объектной ориентации, учитывая ненужность дробления образа восприятия и выбора наиболее вероятного в своем подобии опыту элемента многообразного восприятия.
Представление о максимальной социальности ребенка, то есть о зависимости ребенка от социального окружения (которая постепенно уменьшается в процессе взросления), является взглядом со стороны, взглядом окружения на ребенка.
Причины этой зависимости понятны. Такой взгляд является в большей степени социально-психологическим, поскольку психологические феномены выступают следствием определенных социальных отношений. Собственно психологический взгляд, взгляд, который раскрывает социальное с позиций психологических процессов, взгляд на отношения не как на предмет рассмотрения, а как на окружающее, сделал бы возможным расстановку новых акцентов, определение новых приоритетов и раскрытие новых механизмов этих взаимоотношений.
Мир, вначале слепящая, нависающая изменчивость, поглощающая движения и проникающая в дыхание. Тело еще не является системой, еще не является опорой для движения, оно неопределенная часть неопределенной неощущаемости. Определенность – предвидение ощущения. Определенность – это сопротивление собственному усилию. Определенность – это точка опоры и ступеньки движения. Вначале мир – это стук материнского сердца, это объем собственных пальцев и вкус. Повторяемость ощущения обозначивает окружающее. Делает его приспособленным к жизни. Неопределенный ребенок, родившись в неопределенном, незнакомом для его ощущений мире, стремится его максимально определить.
Любая двухзначность приравнивается к неизвестности, означает неподвластность, шаткость. Terra incognita, как считали в эпоху великих географических открытий, является местом, где водятся драконы. Это достаточно архетипное представление. Неоднозначность означает для ребенка неизвестность, неизвестность – угрожающа. Детский интерес – это способ преодоления неопределенности, это попытка каждый раз убеждаться в необманчивости уже известных ощущений и уже привычных представлений.
Неизвестность может вмещать в себя и нераскрытые позитивные чувства. И тогда столкновение с неопределенностью становится предчувствием будущего удовольствия. В этом случае щитом, с которым ребенок идет навстречу неопределенности, является предварительная уверенность в защищенности, в родительской защите. Призмой, что позитивно преломляет восприятие окружающего, является опыт родительской заботы. Забота, любовь наполняют абстрактное окружающее или угрозой, или удовольствием. Ребенок учится видеть мир определенно, учится умению, которое является в мире взрослом непоколебимой аксиомой. Предметная определенность присуща взрослой опытности. Предметность ребенка неопределенна, исходя из отсутствия опыта.
Появившись в определенном социально-культурном пространстве, ребенок вынужден стать его органичной частью. Процесс адаптации (приобретения опыта), процесс бесконечных детских вопросов и ответов миру является ассимиляцией детской неопределенности и рефлексией причастности, нужности и одновременно замкнутости в определенные отношения.
Но «Я» (самоосознание), которое разрушало животную определенность, разрушает и определенность социокультурную. Детское «Я» – это отображение всего и проникновение во все. «Я» не отделимо от мира и мир не существенен без «Я».
Поиск определенности – это поиск причастности, желание присоединения. Это попытка найти свое отображение. Вся сложность состоит в том, что человек не может не разрушать то, без чего он не может существовать.
Поиск собственного подобия заставляет вначале ассимилироваться в определенных отношениях, со временем вызывает потребность эти отношения разрушать. Каждая определенность (роль, деятельность) не является универсальной, не охватывает проверенность прошлого опыта индивида, не удовлетворяет каждодневных потребностей и не дает одновременно и осуществления устремлений.
Невозможно отобразить несуществующее. «Я» не существует для социального. Социум мал для «Я».
Обобщая, отметим следующие ключевые положения.
Самоосознание разрушает любую определенность внешних условий. Совместная жизнь и потребность в обучении заставляют человека (ребенка) адаптироваться к социально-культурной нише. Существование человека является постоянным старанием согласовать субъективное самовосприятие (Я-образ) с восприятием окружающего. Является поиском собственного отражения, роли в социокультурных условиях. Опыт результативного влияния и адаптации относительно внешних условий дает возможность человеку перейти от приспособления собственного мировосприятия к формированию окружающего согласно собственных представлений.
Существование некоторых теоретических положений обусловливает и необходимость специфического механизма практической проверки предложенных положений. Существование неопределенности как характеристики взаимодействия между индивидом и миром, и неопределенности как состояния, субъективно возникающего при некоторых условиях, делает необходимым выделение критерия классификации проявлений экзистенциальной (перманентной) и ситуативной неопределенности.
Обращаясь к прослеживанию неопределенности экзистенциальной, критерием может выступать исследование независимой и самоутверждающей позиции относительно любого внешнего влияния. Следует отметить, что сложностью тут может быть проявление неконгруэнтности детской оценки и задекларированной позиции. Опыт положительного самоутверждения способствует формированию личностных характеристик, дает возможность согласовать социальную и индивидуальную интенциональность.
Именно способность к отстраненности относительно существования, способность к автономности в мире выступает как предпосылка человеческой личности. Даже в процессе адаптации к внешним влияниям человек пребывает над определенностью. Он зависит от успешности приспособляемости, но всегда, благодаря собственному самоосознанию, остается созерцателем. Всегда, благодаря саморефлексии, он способен на поступок, не согласно внешнему условию, а соответственно собственному представлению.
Личность влияет на мир, учитывая его тенденции. Она усиливает их и развертывает актуальные потенции. Ее доброкачественное влияние, обусловленное успешным опытом освоения мира и желанием привести мир в соответствие со своей субъективной моделью. Именно внутренне-обусловленное влияние является единственно возможным раскрытием, отображением собственного образа.
Влияние разрушающее является реализацией конфликтной модели, модели, порожденной неудачным освоением определенных воздействий.
Общая перспектива взаимодействия внутреннего Я-образа и определенных социокультурных сценариев является переходом от поиска отражения Я-образа в определенных отношениях к определению этих отношений Я-образом личности.
Обращаясь к неопределенности как состоянию, отметим, что восприятие окружающего является в значительной степени самовосприятием. Отношение к любому предмету детерминировано отношением к самому себе. Особого внимания заслуживает формирование квантового восприятия, восприятия не амбивалентного, восприятия, в котором и плюсы и минусы выступают как неразрывные черты, только единство которых делает объект приемлемым. Следовательно, мы можем предположить, что способность к квантовому восприятию может выступать критерием личностного становления.
1. Человеческая психика является не просто суммой неких элементарных и четко определенных свойств. Подавляющее большинство процессов и состояний, свойственных человеку, является следствием их взаимодействия, является их непредсказуемой и пластичной комбинацией. В этом случае говорить об описуемости, предсказуемости психологии человека не приходится. Теория неопределенности возникает как попытка исследования явлений, которые на первый взгляд представляются парадоксальными и нелогичными.
2. Понятно, что первый шаг к неизвестному делается от известного. То есть, неопределенность познается, исходя из описанных и исследованных явлений. Таким образом, неопределенные психические состояния предстают взаимодействием, комбинацией уже известных феноменов.
3. Следующим логичным шагом является попытка рассмотрения внутренней логики исследуемого. Исследуемое предстает не как следствие, а как причина. Возникает проблема в создании соответствующих, адекватных предмету эпистомологических методов. Неопределенное явление рассматривается как самодостаточное и рассматривается исходя из его внутренней логики.
4. Во многом неопределенность явления обусловливается не соответствием фактического состояния предмета нашему знанию о нем, несоответствием внешнего вызова нашему опыту реакции.
5. Особое значение имеет феномен, который образно можно назвать «качелями классификации» – сформирование нескольких взаимоотрицающих представлений о предмете, принятие и последующее отрицание одного из них. Человек метается между крайними представлениями, стараясь компенсировать их несовместимость, не находя возможности отстраниться от своего прошлого опыта и проникнуть в сущность воспринимаемого. Неопределенность – это во многом неопределяемость объекта субъективной предвзятостью опыта. Если воспринимать этот феномен как непреложный и действительно существующий, то есть считать его органическим свойством психики, то рассматриваться он может как амбивалентность чувств. В действительности же амбивалентность является всего лишь неспособностью выйти за рамки собственного представления о том или другом раздражении.
6. Опыт – основа определенности. Любые отношения предполагают определенность. Процесс приспособления, адаптации, пройденный человеческим видом – это безошибочность осознания вызова и безотлагательность адекватного ответа. Животный человек – определенный человек. Первый сугубо человеческий поступок был неопределенный поступок. Животное не способно к неопределенности. Взяв в руку горящую ветку, не убежав при виде огня, что свойственно всем животным, человек поступил неопределенно по отношению к опыту. Но осознание неопределенного действия тотчас же превращает его в определенный опыт. Источником способности к неопределенности является предрасположенность к отстраненному созерцанию. Мысль человека, впервые протянувшего руку к горящей ветке, была, в отличие от тела его, неуязвима. Тело его было таким же предметом рефлексии, как и огонь. Именно свобода, неуязвимость мысли – отличительная черта человека, предпосылка неопределенности.
7. Разрушение опыта отношений «человек–мир» является моментом возникновения некой ситуативной неопределенности. Но соприкосновение с феноменами, не доступными постижению (например, смерть), рассмотрение человека в отношении к непостижимому, является источником состояния перманентной неопределенности. Прикосновение к бытию человеческому (даже не осмысление, поскольку бытие бессмысленно) чревато полным разрушением всех определенных жизненных отношений. И опыт в этом случае не разрушается, опыт просто несущественен. Смысл – это причастность к иерархичности. Придавая смысл своему бытию, человек создает теологические конструкции. Но эти колоссы слишком непрочны в своей иррациональности. Потребность в смысле постоянно создает все новые и новые учения. Бессмысленность – причина их непременной гибели.
8. Психологическая неопределенность имеет и нейрофизиологическую обусловленность. Многозначность психологических феноменов может быть также следствием несоответствия нейрофизиологических реакций их социокультурному толкованию человеком. Положение о определяемости эмоций и других психических реакций – не что иное как определяемость согласно культурному дискурсу своеобразных и самодостаточных и неопределенных к нашей культуре психических феноменов.
9. Всякая систематизация является привнесением человеческой логики в существующее на данный момент представление о рассматриваемом предмете. Одним из видов неопределенности представляется нам процесс становления. Взгляд на данный процесс глубоко детерминирован опытом взросления. Взгляд на становление дуалистичен. Опять же, рассматривать становление можно относительно состояния его зарождения и конечного состояния. В первом случае процесс рассматривается с позиций двух определенных крайностей и неопределенность – их взаимодействие. Взгляд на становление как на развертывание, как на раскрытие некой потенции акцентирован на раскрытие его внутренних механизмов и неопределенность – поливариантность феноменов.
10. Особый интерес представляет взгляд на неопределенность как на полное отсутствие феноменов, как на афеноменальность. Примером здесь может служить самоосознание.
11. В процессе становления каждая из черт предмета может обогащаться и приобретать иных проявлений. Именно осознание многообразия становления лежит в основе квантовой неопределенности.
Квантовость восприятия (второй вид неопределенности) – наиболее адекватная форма отображения предмета.
Даже акцентированность на наиболее существенном, в момент определенной деятельности, свойстве предмета не мешает человеку учитывать и другие его качества. Эта способность, способность к опосредованию в деятельности многих сторон предмета, является предпосылкой творческого освоения мира.
12. Представление о предмете всегда многообразно и противоречиво. Эта определенная несогласовываемость может быть осознана исключительно в виде символа. Создание символа – это своеобразное становление со знаком минус – и является третьим видом неопределенности, неопределенностью сведения. Символ витален, динамичен, аллегорически человечен. Непостижимое осязается присоединением к нему. Антропологичность символа – следствие непостижимости явления.
13. В онтогенезе неопределенность выступает как полная неадаптированность ребенка к определенным внешним воздействиям. Последующая перспектива является выхождением за рамки любой внешней определенности. В то время как в первом случае неопределенность – это неприспособленность, то во втором – перерастание социокультурного дискурса.
14. Уяснение отношения к неопределенности (враждебное или позитивное с учетом наличия некоторого неординарного внутреннего опыта) может явиться методом исследования личностного становления человека.